Читать книгу - "Законы безумия  - Мария Высоцкая"

– Никогда не думал, что оружие – это интересно.

– Интересно… Богдан, ты хороший парень, но, если ты обидишь мою дочь, я очень расстроюсь.

– Это кто кого обидит еще, – шагаю дальше. Кажись, вальтер.

– Да?

– У Герды ваши гены.

– Рад это слышать, но ты же понимаешь, что вы вместе, пока учитесь… Школа, институт… а дальше ваши пути разойдутся.

– Слишком самоуверенное заявление, Бронислав Аристархович.

– Отнюдь. Герда сама тебя бросит, мне даже не придется ничего делать. Моя девочка выросла в другом мире, ей интересно быть с тобой, чувствовать свободу, пока на ее карте полно денег. Не будет у нее денег, не будет и тебя.

– Вы не знаете свою дочь, она другая.

– Все мы другие, пока не сталкиваемся с проблемами. Ладно, не будем о грустном. Я не против того, чтобы вы встречались, как я и сказал, ты умный парень и очень мне импонируешь.

– Спасибо за доверие, – усмехаюсь. – А если я окажусь прав?

– Тогда прости, мне придется вмешаться.

– Как я и говорил, вы не даете ей права выбора.

– Что есть выбор в наше время? Самообман.

– Я могу идти? – больше насмешка, чем вопрос.

– Иди.

Возвращаюсь к столу, подумывая о том, что мама Марина все же реально права в своих предположениях. Причем сильнее, чем я ожидал.

Гера вскакивает со стула, на лице паника, ощущение, что я с войны пришел.

Ольга склоняет голову чуть вбок, делая глоток вина, облизывает губы, слегка вытягивая шею.

Не ясно, какого черта в моей башке селится эта мерзкая мысль, но, сука, чувство, что она меня клеит.

– Все хорошо? – Умка, задрав голову, смотрит мне в глаза.

– Да, – отвечаю из какого-то транса, – не переживай, – сжимаю ее руку.

– К завтраку не ждите, – кидает Гольштейн, проходя через столовую.

– Куда ты?

Оглохнуть можно, как она орет.

– Не устраивай сцен, – смотрит на жену презрительно, – у нас гости.

– Ахах, он тр*хает нашу дочь, так что можно сказать, мы родственники!

Гера сжимается в клубок, стискивая мою руку, ее *бнутая мамаша смотрит на Умку с презрением.

– Мы не спим, – голосок звучит неуверенно, она вот-вот заплачет.

– Значит, он, как и твой отец, тр*хает кого-то за твоей спиной, доченька, – елейным голоском.

– По себе людей не судите, – что эта тетка о себе думает?

– Ты слышишь, как он разговаривает со мной в нашем доме?

Орет, а Гольштейн лишь усмехается.

– Я действительно буду рад видеть этого парня в нашем доме чаще.

– Идем, – подталкиваю Геру к лестнице, а сам киплю от злости.

Умка тонет в слезах, ее батя уходит как ни в чем не бывало, а мамаша орет матом ему вслед. Что-то из разряда «ты неблагодарная скотина».

Серпентарий.

– Не обращай на нее внимания. Ей же по кайфу, ты не видишь? – останавливаюсь на лестничном пролете, прижимаю Геру спиной к стене.

Герда хлюпает носом и вытирает пальцами слезы.

– Пойдем, – хватает меня за руку и тащит еще через пролет.

Размашисто открывает дверь своей комнаты и закрывает ее на замок с защелкой, как только мы оказывается внутри.

– Я умоюсь.

Киваю, осматривая комнату. Прохожу вдоль окна, скидываю ботинки и заваливаюсь на кровать, закидывая руки за голову.

Гольштейн возвращается из ванной, останавливаясь напротив.

– Успокоилась?

– Знаешь, если все только и делают акцент на сексе, может, переспим? Хотя бы будет, за что выслушивать, – говорит отрывисто, на эмоциях.

На них же стаскивает с себя платье в одно движение и кидает на пол.

Смотрит на меня, оставаясь в лифчике, трусах и колготках, закрывает грудь руками.

– Все, запал пропал? – сажусь на кровати, притягивая ее к себе. – Напяливай обратно.

– Извини, я дура.

– Да со всеми бывает.

– За что она так со мной? – смотрит сквозь меня, вновь начиная плакать.

Убираю прядь ее волос за ухо, усаживая к себе на колени.

– Не плачь.

– Ты, наверное, думаешь, что я такая же?

– Мне вот больше думать совсем не о чем.

Гера кивает, а я спиной заваливаюсь на эту трехметровую кровать, утаскивая ее за собой.

Пытаюсь на чем-нибудь сконцентрироваться. Бедлам этого дома бедламом. Но это не помеха возбуждению от предстающей картинки. Я ее хочу. И ни черта не соображаю. Прикрываю глаза, надо на чем-нибудь сосредоточиться, а еще лучше встать в спарринг.

– Спасибо, что вытерпел все это, – Умка переворачивается набок, закидывая на меня ногу.

– Да пока не за что, убери оттуда ногу.

– Ой, прости, – закусывает пальчик.

– Ты меня провоцируешь?

– Нет, – улыбается, мотая головой.

– Ну-ну, – приподымаюсь, подтаскивая ее к себе, а потом укладываю на спину, наваливаясь сверху. Нех*р дразнить.

– Богдан.

– Что?

Рука сама ложится на ее бедро, слегка приподымая платье.

– Ты же шутишь?

– Нет.

– Да.

Целую, окончательно теряя контроль. Стискиваю ее в объятиях, главное, не раздавить. Гера отвечает на поцелуи, даже пытается взять инициативу. Я схожу по ней с ума. У меня крыша едет, как только я ее вижу, говорить о том, что со мной, когда я ее касаюсь, даже не стоит. Это наваждение.

Переворачиваюсь на спину. Гера оказывается сверху.

– Сними платье, – давлю на спину, заставляя наклониться, – сними.

Умка послушно стаскивает платье, снова прижимаясь ко мне.

Провожу ладонями по ее спине, животу, медленно поглаживая тонкую кожу, чувствуя жар в ладонях. Пальцы проскальзывают под край лифчика, Умка накрывает мои ладони своими.

– Я не трогаю, – шепчу ей на ухо.

– Почему мне кажется, что я тебя знала всегда? Почему мне не страшно?

– Потому что я красавчик, – убираю от нее руки, прикрывая глаза.

Гера хихикает, ерзая на мне, расплываясь в хитрой улыбке.

– Умка, бл*, – с силой сжимаю ее талию.

– Богдан, ты иногда бываешь очень грубым, – наигранно обиженно.

– Потому что я тебя хочу. Еще одна такая выходка, и я за себя не отвечаю.

– Прям ваще?